Хабаровский протест постепенно эволюционирует

Стихийное недовольство постепенно перерастает в политическое противостояние. Поначалу федеральный центр предпочел не замечать и не «подсвечивать» его, а затем решил маргинализировать, объявив проплаченной акцией с участием купленных статистов. Такое отношение обидело митингующих и протест стал «антимосковским».

Хабаровский протест имеет сложный генезис. При очевидном способствовании местных элит ядром протеста были и остаются простые люди, недовольные своим социально-экономическим положением. Катализатором же стала непродуманная акция силовиков против популярного губернатора (с рейтингом 70-80%) при накопленном недовольстве против политики «официальной Москвы» в целом. Впервые интересы элит и простых жителей совпали, обе группы объединены желанием «показать зубы», а также выступить против «наведения порядка», который в конечном итоге способствовал лишь перераспределению финансовых потоков от местных к федералам. Поэтому эмоциональное «кормление голубей» постепенно начинает оформляться в политическое противостояние. Да, людей будет выходить меньше, но это не значит, что регион стал лояльным. Наоборот, проведение выборов, как и риск нового разрастания активности – теперь постоянная угроза. На эволюцию указывает и ряд культурно-политических практик, воспринятых протестующими.
Во-первых, начала оформляться особая политическая идентичность, общность хабаровчан. Politics — деятельность административного управления регионом начинает сращиваться с policy — линией поведения и планом действий в определенных условиях. Это сращивание и создает resistance identity, объединяющих участников протеста, подвергшихся стигматизации со стороны федеральной власти. Этот опыт хорошо описан Достоевским в «Униженных и оскорбленных». Во-вторых, стали оформляться политические требования, на основе которых стали появляться и локальные движения вроде «Голоса Дальнего Востока». В-третьих, протест обрастает собственной системой коммуникации и мифологии – символьной политикой. Появление выдуманного «депутата» Наливкина, образ «губернатора-банщика», все это часть одной семиотической системы. Как и уступка города для празднования дня ВДВ — яркий пример взаимодействие с армией и флотом, как субъектами протеста.
Т.е. протест функционирует на капиллярном уровне посредством множественных микропрактик повседневности, имеет определенные политические следствия, как нормативные, так и стратегические. Именно поэтому хабаровский протест можно маркировать как переход к более новой «политике повседневности», справиться с которой будет сложно, так как она исключает доминирующие позиции, утверждающие центральное положение экономики. Проще говоря, такой протест уже никуда не уйдет, с ним предстоит жить и взаимодействовать, и никакой Дегтярёв не справится с ним, привлекая лишние миллиарды.

Источник